Из Телеграм-канала Лиды Мониава, руководителя фонда помощи беженцам"Дом с маяком" ( https://mayak.fund/ ):
lida moniava:
Про благотворительный фонд и замороженную рыбку в аквариуме.
Полгода как я занимаюсь помощью беженцам в режиме нон-стоп сверх усилий, когда спишь меньше 5 часов в сутки, вот-вот упадешь в обморок от усталости, не делаешь месяцами уборку в квартире, не стираешь месяцами постельное белье и тп. Такой режим нездоровый, потому что первые полгода мы работали как группа волонтеров, без счета, на который можно было бы собирать пожертвования. Соединяли каждого благотворителя с семьей, которой нужна помощь. Это очень трудоемкий сложный процесс. Один человек тебе пишет в вотсап «я готов пожертвовать 1 тыс р», второй – «я готов дать 5 тыс р, но только семье с маленькими детьми», третий – «у меня есть 10 тыс р, но для семей в Химках». Параллельно приходит 100 заявок каждый день без выходных от беженцев – одним надо 5 тыс на очки, другим 3500 р на лекарства, третьим 11500 р на продукты. Состыковать все это было моей работой полгода, и я мечтала, что вот откроется фонд, и благотворители будут просто жертвовать средства в фонд, а менеджер по закупкам просто заказывать беженцам все необходимое, и будет все просто и работать, по системе и без героического надрыва.
И вот мы наконец-то запустили фонд, и окунулись в такой омут бюрократии, что легче пока не стало, а стало в 20 раз сложнее. Чтобы семье помочь, надо заключить с ними договор. Семей в месяц новых у нас 400-500. Договор надо делать с каждым дееспособным человеком. Это примерно 1500 договоров в месяц. Чтобы сделать договор, надо полный комплект документов в читабельном виде. Получить с людей документы, оформить правильным образом договор, распечатать, подписать, поставить штамп и тп - кропотливый процесс, на который уходит 15-20 минут. На каждый акт помощи, нужно заявление благополучателя, акт приема-передачи товара, оригиналы накладных-чеков. Если за неделю 700 заявок на конкретную помощь от беженцев, оо это 140 заявок на 1 рабочий день, по которым надо провести оплату, а потом оформить все закрывающие документы. Сколько же надо иметь в штате сотрудников, чтобы осуществлять все эти процессы?
В хосписе единовременно под опекой меньше 1000 семей, и работают около 400 человек. В беженском фонде единовременно 1500 семей и работает 20 человек. Каждый сотрудник занят делом – грузчики носят помощь на склад, менеджеры шоу-рума помогают беженцам одеться, юрист консультирует по правам. У нас круто работает процесс автоматизации, много всего через программу «подтягивается», заполняется «само», и мы тратим ежемесячно деньги на улучшение автоматизации. Но все равно оказалось, что чтобы оказывать реальную активную помощь 1500+ семьям, это 6000+ человек, нужен огромный штат людей, которые будут обслуживать бюрократическую машину, чтобы фонд не закрыли, а меня не посадили в тюрьму за какие-то нарушения. Денег на эту бюрократическую машину пока нет никаких, и я сильно пока расстраиваюсь из-за всей этой обязательной бюрократии. Которая вроде правильная, логичная, но чтобы все это выполнить, надо кучу средств потратить впустую. Так работают государственные системы, когда 20% в лучшем случае достается благополучателю, а 80% оседает на бюрократических кругах. Мне сложно смириться, что и в благотворительности, чтобы помочь человеку, ты должен потратить кучу средств на оформление кучи документов.
Пока мы по уши погрязли в выстраивании этих бюрократических процессов, я даже от расстройства заболела ненадолго. Я перестала успевать вникать сама во все истории беженцев, которые они нам рассказывают, потому что думаю, как с каждым договор оформить.
А сегодня рассказали про рыбку историю, и меня это очень встряхнуло. Семья из Мариуполя рассказала, как в их дом попала ракета, их квартиру частично раскорежило, они долго прятались в подвале, и спустя много дней попали в свою полуразрушенную квартиру. И видят там – окна выбиты, ветер гуляет, занавески снаружи окон на улице надуваются парусами, в горшках мертвые засохшие цветы, а в аквариуме лед и рыбка во льду.
Очередного школьника затравили в российской школе из-за украинской национальности. Очередная бабушка-беженка снимает спальное место на кухне и спит на полу, потому что спать не на чем. Люди 6 месяцев не ели колбасу, и после того как мы им прислали от фонда 1 краковскую колбасу, прислали нам кучу голосовых сообщений, эмоций, что у них дома праздник. Наверное, эти эмоции стоили 10 бумажек, которые мы должны подготовить, чтобы купить1 колбасу, но лучше бы мы на эти деньги им купили 10 колбас.
Беженцы шлют нам в благодарность фото, как они аккуратно раскладывают доставленные от фонда продукты или фоткают детей или себя рядом с этими продуктами. Мы не просим фото, они сами присылают. Волонтеры-кураторы спрашивают, может мы будет размещать благодарности от семей на сайте фонда? А я говорю ни за что, благодарить за еду, за гречку или колбасу, это все дикое унижение. У этих людей все в жизни было. То что сейчас они вынужденно фоткаются с пакетом гречки, вынуждены просить у фонда купить им трусы – это все такая тяжелая история, совсем не то, чем хотелось бы гордиться и делиться через сайт.
Когда общаюсь с беженцами и стараюсь им помочь – сил куча. Когда занимаюсь бюрократическими вопросами оформления этой помощи, сил 0. Наверное, если у нас будут средства в фонде на административных сотрудников, управленческих персонал (финансового директора, руководителя отдела закупок и тп), будет достаточно офисного пространства, чтобы нанять весь административный персонал, все как-то заработает. Легко быть фондом, у которого немного подопечных, небольшое количество заявок. Пипец быть фондом, который помогает 6000+ человек ежемесячно.